|
Венедикт Мебиус. Откровения Заратустры
Венедикт Мебиус - это творческий псевдоним Дмитрия и Надежды Зима, писателей, психологов, расшифровщиков древних пророчеств, владеющих несколькими древними языками. Здесь приводятся фрагменты из их произведения.
Корова познания добра и зла
Никто не знал, кто такой Заратустра, откуда он взялся, зачем и куда он ушел. Он прожил, как звезда на ночном небе, и только одно обещал - когда-нибудь вернуться. "Когда придет время судить мир" - так говорит Авеста, священная книга зендов. Но зачем судить этот мир? Каждый, кто живет среди людей, уже осуждает себя. Одни - на страдания и муки, другие - на тупое блаженство, ведущее в пропасть. Как собака, ушедшая в лес, всегда ищет таких же, как она, так и злодей всегда живет среди злодеев, глупец - среди глупцов, а человек - среди людей. В этом высшая справедливость и высший суд, свершающийся ежедневно.
Нет ни в небе, ни на земле никакого ада и преисподней, кроме тех, которые делает сам человек. Так учил Заратустра и так смогли понять его те, которые называли его Учителем.
Когда он пришел, этого никто не заметил, и никто не узнал в нем светлую звезду. Вокруг него не было ни сияния, ни славы, ни друзей. Он был голоден и разут. И только глаза его пугали бесконечной пропастью души. Над ним хотели посмеяться, но насмешки отлетали от него, не задевая его безмятежность, так что весельчакам поневоле приходилось прикрывать рты. Говорят, что первым, кто увидел его, был бедный крестьянин. Он шел к колдуну с просьбой вернуть украденную корову и по дороге всем рассказывал о своей горькой судьбе. День был хорошим и теплым, но крестьянин за своими слезами не замечал ни света, ни тьмы.
- Постой, торопливый крестьянин. Твоя дорога идет в другую сторону. В том конце, куда ты движешься, ты ничего не найдешь. - Так приветствовал его Заратустра, присевший отдохнуть у придорожного камня.
- Зачем ты смеешься надо мной, несчастным крестьянином. Или ты не замечаешь моего горя? Разве мало тебе моих слез, что ты решил посолить мою рану своими насмешками?
Заратустра рассмеялся, но рассмеялся не зло, а тихо и спокойно, как это умел делать только он. Это было похоже на журчание горного ручья, когда он выходит в долину.
- О, несчастный страдалец, о чем же ты плачешь? Если слезы твои о потерянной корове, то почему ты четыре раза вспомнил себя? "Мной", "мое", "у меня". Ты плачешь о себе, в то время как корова твоя сыта и довольна. Она так же щиплет траву, как это делала, когда жила у тебя на подворье. Почему же ты не рад за нее? Почему ты идешь к колдуну? Ведь если тот отыщет твою корову, тебе придется убить бедное животное, чтобы отдать колдуну половину. Или ты думаешь, что половина коровы сможет щипать траву с той же радостью, что и целая?
- Откуда ты знаешь меня? - удивился крестьянин, у которого от любопытства даже слезы иссякли.
- Я не знаю тебя. Я знаю твое горе. Оно бежит впереди тебя, машет руками и кричит: "Вот идет несчастный страдалец, у которого украли корову. Смотрите, люди, жалейте его, плачьте и радуйтесь, что ваших коров никто не трогал". Поверь мне, несчастный глупец, это не вор украл у тебя, а твое горе увело корову. И видит Бог, если не был бы ты таким глупцом, давно бы твоя корова была дома. Твоему горю не нужно мясо, ему нужны ты и твои слезы.
- Странны твои слова, незнакомец. Я вижу, что ты не злой, но понять тебя не могу. Может быть, я вправду глуп, как ты говоришь, но скажи мне, если ты такой мудрый, что делать мне зимой, когда мои дети захотят есть и пить? Может быть, ты их придешь обогреть, когда они будут дрожать от холода и обиды?
- Может быть, и приду, если это поможет тебе, - перебил его Заратустра. - Хоть сам я нищ и разут, но я знаю, что может помочь тебе. Вот смотри, сейчас слезы твои обсохли, и ты уже перестал кричать о своих обидах. Ты вспомнил о детях своих. И уже говооришь: "He я буду страдать, но дети мои". Это уже не так глупо, как раньше. Видит Бог, ты уже чему-то хорошему смог научиться в этой жизни. Поверь мне, когда ты наберешься мудрости, тебя не смогут напугать такие пустяки.
- Неужели мудрые не нуждаются в очаге и пище? - съязвил крестьянин, и Заратустра опять рассмеялся.
- Для мудрого леса полны дичью и диким медом. В горах для него растет кизил и шиповник, а в реках плещется рыба. Зачем мудрецу тащить на себе эту тяжесть? Не проще ли оставить все это там, где оно и живет, чтобы в нужное время вернуться туда и взять столько, сколько хватит тебе на сегодня? Костер всегда может согреть мудреца, а пещера и шалаш дадут кров от непогоды и холода. Разве этого мало, крестьянин? Разве это не говорит о том, что Бог щедр к своим детям? И кто сказал тебе, глупец, что твоя корова - твоя? У нее своя жизнь, свои рога, свой хвост и глаза. Не ты ее родил, не ты лепил ее из глины и воздуха, чтобы теперь считать ее своею. Разве не так? Да ты и маленького червяка не сможешь слепить, не то, что корову. И теперь, когда то, что создано Богом, ты хотел убить и съесть, теперь оно ушло от тебя своей дорогой, это ли обижает тебя?
Крестьянин стал заметно горячиться:
- Нет, незнакомец. Если бы она ушла своей дорогой, я бы так не плакал. Но ее увел вор. Разве ты не знаешь, что от восточных гор до западных степей последним делом считается ложь и воровство? Это не Бог увел у меня мое имущество, а человек, которого никто из нашего арийского племени не назовет человеком. Он вор и достоин ужасной смерти.
- Может быть, ты и прав, - вздохнул Заратустра. - Если, конечно, слова твои искренни. Ведь ты уже третий раз поменял причину своего горя. Сначала горе было только твоим, потом ты вспомнил о своих детях, а теперь говоришь обо всех арийских племенах сразу. Теперь уже твое горе идет оттого, что в народе, который не имеет замков и прочных засовов, появился вор. Если слова твои искренни, то посмотри, - сюда ты шел простым человеком, которого обидели и обделили, а уйдешь отсюда, как достойный сын своего племени.
Заратустра опять рассмеялся.
- Только снова ты не прав и снова твоя обида мешает тебе думать. Неужели ты думаешь, что вор украл у тебя корову по своей воле? Смотри, мать и отец воспитывали его по нашим законам и обычаям, почему же он решил нарушить эти законы? Кто заронил ему в сердце соблазн и глаза его сделал завистливыми? Неужели он сам?
- Ну уж и не я, - пожал плечами крестьянин. - Значит плохо воспитывали его, раз вырос таким. Сам он это сделал или не сам, а ответит он за это!
- Ответит. Конечно ответит. Если не перед людьми, то перед Богом ответит. Только и у самых лучших родителей могут рождаться уроды. И кто знает каким будет твой ребенок? Что ты скажешь, когда он встанет на путь нечестивца? Как знать, быть может в сердце твоего отрока зародится такой соблазн, что не сможет он устоять? Ведь кто из нас, глядя на богатого соседа ни разу не спросил в сердце своем: "Почему у него и стада, и слуги, и добрая жена? Почему у меня этого нет?" Откуда у человека происходит зависть? Ведь не сам же он производит ее. И не родители. А раз не сам и не родители, то зависть приходит в сердце помимо воли человека. Что ж, неужели Бог так глуп, чтобы поселить в сердце человеку то, от чего только беды и несчастья? Нет, крестьянин. Бог не глуп, и зависть в сердце вора проникла лишь за тем, чтобы испытать тебя и его.
И снова 3аратустра рассмеялся.
- Наивный человек, считающий, что знает жизнь лучше Всевышнего! Сегодня тебе показали твою беду, и теперь ты знаешь, как это больно. Сегодня ты плакал, и теперь, когда завтра будет плакать сосед, ты вспомнишь свою боль и захочешь ему помочь. И когда глаза твои станут завидовать богатству другого, вспомни себя. Это поможет тебе устоять в соблазне. Легко быть праведным, сильным и добрым, когда нет ни горя, ни соблазнов. Но ни одна легкая дорога не приведет человека к силе. Так благослови, несчастный, тех, кто мешает тебе быть сытым и довольным. Только через них ты сможешь набраться силы и мудрости, пока не научишься идти своей дорогой самостоятельно.
Так рассказывал тот крестьянин, у которого украли корову. Он не знал Заратустру, и по словам его выходило, что беседу эту он имел с неким странствующим мудрецом, который исчез так же неожиданно, как и появился. Будто и не было его вовсе.
Вавилонская башня
День клонился к вечеру, и над горами сгущалась тьма. Заратустра с Виштаспой сидели у небольшого костра, и, подкладывая ветки в огонь, Заратустра обратился к ученику:
- Сегодня ты спросил меня, почему в разных краях земли люди живут по-разному, и я хочу рассказать тебе одну историю.
Виштаспа согласно кивнул головой и приготовился слушать. Ветки, сгорая в огне, трещали, рассыпая в воздухе рыжие искры. И языки пламени развевали сумерки.
- Смотри, Виштаспа, какая чудесная сила в этом огне! Разве можно подумать, глядя на кусок сухого дерева, что в нем живет это чудо огня? И вот, одна ветка отдает свой огонь, и я кладу на ее место другую. Так и люди: мой огонь носит меня по всему свету, а когда я сгораю, на мое место приходит другой. Знаешь ли ты, сколько народов прошло по всей этой земле до нас? Они строили города, засевали земли, достигали расцвета и навсегда уходили с этой земли. Им, как и нам, была дана свобода выбирать между добром и злом. Блажен тот, кто выбирал дорогу добра, но даже и он мог ошибаться и совершать злое. И не всем хватало сил смирить свою гордость и признать свое зло, чтобы исправить его. От этого зло накапливалось в мире и рождало новое; люди теряли любовь, а насилие стало заменять им душу. И не Бог разрушил эти царства, они погибали от своего же собственного зла.
Наверное, ты знаешь, что наш народ пришел в эту землю из дальних стран, разрушенных завистью, жадностью, насилием и грабежами. Наши предки пришли в эти края и сказали: "Вот, та земля, которая будет нас кормить и где не будет места несправедливости". И так оно и было в самом начале. Тогда на этой земле был один язык, и все понимали и уважали друг друга и селились семьями каждый на своем месте. Это был золотой век, когда любую беду и радость люди делили на всех поровну.
И однажды кто-то сказал: "Что нам жить, как дикарям, в хижинах? Не лучше ли взять от земли глин, обжечь кирпичи и построить себе жилище, где не будет ни зноя, ни холода? Так началось строительство великого города, первого на этой земле. С каждым днем город рос, и дома его становились все выше и уютнее. Тогда люди посмотрели на дела рук своих, и в их сердцах поселилась гордость. "Вот", - сказали они. - "Бог слепил нас из глины, но не дал нам ни крова, ни одежд. Мы же своим трудом построили все это. Разве мы ниже, чем боги?" И гордость проникала в их сердца все глубже, и, когда они глядели на своих земляков, оставшихся в хижинах, то стали насмехаться над ними. "Вот", - смеялись они, - "мы, подобно богам, обладающим разумом, построили себе богатые жилища, а эти дикари так и остались дикарями. Давайте же научим их, как надо жить. Если сами они глупы, словно дикие звери, то пойдем и станем для них богами!"
Так началось разделение людей. Часть из тех, кто остался "диким", стала работать на горожан за хлеб и тепло, а тех, кто противился, силой обращали в рабов. И в сердцах людей поселялись обиды, а несправедливость рождала сопротивление. Хозяин гордился своим положением, а слуга и раб узнали вкус зависти. Люди перестали понимать один другого, хоть и говорили на одном языке.
Многие уходили в другие земли и там строили себе города. Другие же, уйдя с насиженных мест, так и остались кочевниками, начав жить грабежом и набегами. Теперь уже даже и сами языки тех народов изменились, и они, как заклятые враги, не понимают один другого. Заратустра вздохнул и пошевелил веткой угли костра, отчего огонь вспыхнул с новой силой.
- Вот так опять на земле разрастается зло, - подытожил он свой рассказ. - И теперь кто может рассказать этим людям, что все они равны перед Богом и истиной? Что, отнимая хлеб у другого, они насыщают живот, но теряют связь с Богом? Что, отворачиваясь от чужой беды, они разрушают Единство и предают Любовь, а значит, сами же разрушают тот мир, где живут? Кто расскажет им это, чтобы они услышали и на эти земли вернулся Золотой Век?
Разбойник-философ
Вечером того дня, когда мудрецы донесли на Заратустру царю, Заратустра со своим учеником Виштаспой остановился на ночлег по дороге из города. Ночь была ясная и тихая, и черная степь, лежащая за чертой отражения костра, полнилась запахом трав и пением цикад. Все было спокойно.
Виштаспа задумчиво обстругивал деревянный пруток, когда вдруг его ухо уловило затаенный шорох. Кто-то пробирался к ночному костру.
Ученик встрепенулся и, повернувшись к Заратустре, тревожно сказал:
- Учитель, кто-то идет к нам. И идет крадучись. Похоже, что он идет не с добром. Добрый человек ходит явно.
- Не беспокойся о пустом, - спокойно отозвался Заратустра, продолжая наблюдать за огнем. - Царские слуги тоже ходят явно, но добрыми их никто не называет.
Виштаспа пожал плечами и на всякий случай проверил пальцем острие своего ножа. В свои юные годы он уже слыл хорошим и умелым воином, так что, когда в свет костра вступил незнакомец, Виштаспа остался невозмутим. Только жилы на руке у него стали резче.
- Эй, бродяги, - весело крикнул пришедший, и вокруг огня обрисовалось еще четыре тени. - Сколько вы готовы заплатить мне за свою жизнь?
- Подойди поближе - узнаешь, - глухо отозвался Виштаспа, но Заратустра мягко положил ему руку на плечо.
- Зачем ты обижаешь этих добрых людей, мой друг? - обратился он к своему ученику. - Ведь они пришли сюда не для того, чтобы быть убитыми тобой.
И, спокойно посмотрев на разбойника, добавил:
- Хорошо, я дам тебе ровно столько, сколько стоит моя жизнь, и ты оставишь нас в покое. Согласен?
- Идет, - усмехнулся грабитель, и тени у костра одобрительно загудели. - Только смотри не продешеви, чтобы не было хуже.
- Отчего же? - Заратустра уселся поудобнее, поджав под себя ноги. - Я отдам тебе все, как и обещал. Вот только вспомню, сколько заработала моя мать, когда давала мне жизнь. Думаю, и тебе этой цены будет достаточно.
В воздухе повисло недоуменное молчание, и видя, как округлились глаза разбойника, Виштаспа неожиданно широко улыбнулся. Спокойные слова Учителя охладили сердца, ожидавшие драки, и, убрав свой меч в ножны, главарь разбойников также легко рассмеялся.
- Я пришел получить хороший кусок, а получил хороший ответ. Что ж, тоже немало, - добродушно улыбнулся он Учителю и присел к костру.
- Что ты возишься с ними? - раздался недовольный голос из темноты. - Убьем их и сами возьмем все, что у них есть.
Главарь кинул в темноту жесткий взгляд и сухо отрезал:
- Кое-кого и все богатства этих земель не сделают умнее. Уйди и не мешай мне говорить с мудрым человеком.
Несколько теней, бормоча проклятия, стали удаляться от костра, остальные же придвинулись и сели поодаль от своего предводителя.
- Кто ты? - обратился разбойник к Заратустре. - Слова твои метки, как стрелы лучника, и слуга у тебя достойный. Не из тех ли ты, кто учит народ в городских храмах? Мнe доводилось как-то слышать их речи, и иногда в них были зерна мудрости, хотя и редко.
- Нет, не из тех, - покачал головой 3аратустра. - Их мудрость питается словами, моя же разлита вокруг в звездах и травах. Разве она моя? Ведь эта мудрость живет своей жизнью, а я всего лишь задаю ей вопросы. Да и храм мой стоит на четырех ветрах, как степная былинка. И ученик мой, которого ты принял за слугу, ни разу не слышал от меня поучений. Чем же я похож на учащего в храмах?
- Ну и хорошо, что ты не из тех, - кивнул головой разбойник и, отстегнув от пояса флягу с вином, глотнул сам и протянул Заратустре. - Приятно встретить людей, которые не дрожат за свою шкуру и чья мудрость не назначает себе цену. Выпей моего вина, если, конечно, ты не брезгуешь пить из одной чаши с грешником.
- У каждого своя жизнь, - ответил 3аратустра, после чего глотнул вина и передал флягу Виштаспе. - Что делать, если в этом мире зло и добро всегда идут рядом? И кто на свете рождается святым или грешником? Каждый рождается ребенком, а уж тем или другим становится сам, по своему выбору. Тебе выбирать. Ведь как святой может согрешить, так и грешник может прийти к святости. Отними у человека свободу выбора, так исчезнут и те, и другие.
- Верно, - кивнул разбойник. - Вот я с рождения слышу: "Люби Господа Бога, и за то попадешь в рай и получишь награду. Грешник же будет гореть в огне неугасимом и страдать". Но скажи, что ж это за любовь такая, за которую мне должны заплатить? Разве я публичная девка? И разве я из страха наказания смогу стать безгрешным? Нет! Если праведность идет от страха, то какая же праведность может быть у труса? Где же в таком случае правда?
Заратустра пожал плечами.
- Не знаю. Может быть, правда в том, что для всякого времени она своя? Вот ребенок ходит вдоль обрыва и не боится упасть, потому что не знает. Что делать родителям? Какое сердце выдержит на это смотpеть? Тогда мать говорит ребенку: "Не ходи туда! Там живет страшила, который схватит тебя и унесет!" Права ли она? Не лучше ли терпеливо смотреть на ребенка, готового разбиться? Когда же ребенок взрослеет, страхи проходят и вместо них приходит знание и несет новую правду. Но станешь ли ты сердиться на мать, чьи словa идут от чистоты ее сердца?
Разбойник весело рассмеялся.
- Не хочешь ли ты сказать, что слова жрецов при храмах идут от чистого сердца? Эти лисы только и умеют, что говорить гладкие слова и поучать других законам, которые сами же не выполняют. "Не кради" - говорят они, и на храмовые деньги строят себе богатые дома и наряжаются в золотые одежды. "Не убий", - добавляют к этому и осуждают непокорных на смерть. То же и к другим заповедям. И при всем этом призывают не лгать! И заметь, Бог, которым они так пугали меня, не спешит их покарать за грехи, так есть ли он вообще на этой земле?
- Опять не знаю, - усмехнулся Заратустра. - Когда мой нос спросит у меня, есть ли на этой земле Заратустра, или же есть только губы, щеки, глаза и пальцы, способные этот нос ковырять, что я смогу ему ответить? И если человек, живя в чреве этого мира и повинуясь его законам, спросит о том же, что ответит ему этот мир? Станет ли он бить себя в грудь и кричать, что он и есть Бог, или же продолжит жить, как и жил до этого?
- И неужели тебя смущает терпение Единого? - продолжал Заратустра. - Вот собака может укусить человека, но скажи, кто ответит ей тем же и также укусит в ответ? Или когда мой желудок ошибется и не захочет принять пищу, которую я ему дал, неужели я поспешу его наказать? Нет. Я начну лечить его, ожидая улучшений, так и Единый. Он ждет от людей правды, разума и справедливости, стpадая от их неразумия, а если лжецы и глупцы рядятся в одежды святого, то разве от этого истина святых станет меньше?
Разбойник задумался и с удивлением глядел на Заратустру, чье лицо продолжало оставаться безмятежным. Наконец, он сказал:
- Так ты говоришь, что и Бог страдает вместе с людьми? Мнe трудно поверить в подобное, ведь говорят же, что Бог всесилен, почему же он не избавится от страданий сам и не избавит своих сыновей?
- Может быть, потому, что часто страдания - это путь к выздоровлению? - пожал плечами 3аратустра, и было не ясно, спрашивает он или же утверждает давно известное. - Вот любящий отец избавляет сына от страданий, ибо мучения сына для него мучительней во сто крат. Но тот же отец причиняет сыну боль, исправляя тому вывих. И он же весело смеется, когда его сын падает с лошади и разбивает себе нос. Сыну больно, но сын становится мужчиной. Горе это или радость? Сын стал сильнее - вся семья стала сильнее. И если дети Единого мужают и растут, не растет ли с ними и сам Единый?
Разбойник покачал головой и засмеялся:
- Но если все так, и мучения способны принести благо, то в чем же грех мучителя? Вот и я грабил людей, значит, и я давал им повод стать сильнее!
- Все так, только вот никто не станет любить болезнь даже тогда, когда она пройдет. Человек побеждает болезнь и вышвыривает ее прочь. Если же болезнь побеждает человека, то в любом случае она умирает вместе с ним. И выходит, что зло без добра прожить не способно, добро же, учась побеждать зло, побеждает его и способно уже без него обходиться.
Тот, который исцеляет
Кто познал беду - тот познал жизнь, кто принял ее не озлобившись - примет Единого Духа. Царь, который еще недавно наводил страх одним только взглядом, теперь встречал Заратустру тихим и задумчивым. Пока гонец искал Пророка, царскому сыну наконец стало легче, но грозное предупреждение, полученное во сне, не даваало царю покоя. "Лишь тот, кого ты гонишь с этих земель, может вернуть твоему сыну здоровье. Иначе же царский род будет прекращен!" И вот тот, кого он прогнал, стоит перед царем и в его спокойные и чистые глаза трудно заглянуть.
- Здравствуй, досточтимый мудрец. - Царь стряхнул с себя оцепенение тягостных мыслей, и лицо его снова приняло привычный холод. - Благодарю тебя, что ты внял моим словам и вернулся. Наследнику моему стало лучше, горячка прошла. Скажи, ты ли помог ему? Ведь тебя почитают Пророком и люди верят, что ты способен исцелять.
Заратустра невозмутимо разглядывал диковинную обстановку дворца и, не отрываясь от своего занятия, спросил:
- Ты очень богат, царь, но можешь ли ты меня сделать богаче хотя бы на один золотой?
- Тебе нужны деньги? Возьми, - откликнулся правитель и протянул Пророку звенящий кошелек. - Мой сын поправляется, и за это я готов сделать тебя первым богачом в моей стране.
Заратустра не торопясь пересчитал золотые монеты и весело рассмеялся.
- Неужели царь и правда думает, что может сделать меня богаче? - сказал он и, подойдя к окну, бросил деньги на пустынную еще площадь. - Где же твое обещание? Я пришел сюда нищим и уйду отсюда таким же.
Тень пробежала по царскому лицу, Пророк не хотел принять его деньги, и это было дурным признаком. Однако правитель заставил улыбнуться дерзкому гостю.
- Зачем ты это сделал? И зачем просил меня о деньгах, которые не нужны?
- Пусть царь не волнуется. - В голосе Заратустры не было слышно ни ненависти, ни осуждения. - Милость его не пропала даром. Утренний нищий подберет деньги и, быть может, утешится. Мне же так легче отвечать на твой вопрос, если, конечно, и ты сможешь ответить на мой. Скажи, кто сделает этого нищего богаче - я, ты или же то золото, которое он сегодня найдет? Так и с Духом Святым, Он исцеляет, и какой Пророк может помочь человеку, когда тот откажется принять этот Дух?
- Странные вещи ты говоришь! - Царь с сомнением покачал гoловой. - Мало на свете людей, которые как ты, и могут отказаться от денег. Но еще меньше тех, которые бы отказались получить здоровье. Разве что по незнанию. Ведь как узнать этот Дух? Как он выглядит и где обитает?
Луч утреннего солнца блеснул через цветные стекла дворцового окна, и Заратустра опять рассмеялся.
- Тебе ли не знать этого? - покачал он головой. - Ты, который упpaвляет целой страной, не знаешь того, кто управляет твоим телом?
- Разве не я сам управляю своим телом? - удивился царь. - Вот смотри: руки мои слушают меня, и слова повинуются моим жeланиям. Чего же тебе еще надо в доказательство?
- Этого довольно, - согласно кивнул Заратустра. - И я бы еще больше смог убедиться во всемогуществе царя, когда бы тот сумел остановить свое сердце хотя бы на десять ударов. Покажи мне это, и я поверю тебе еще больше.
От этих слов рассмеялся и царь, и тревожные мысли оставили его.
- Ты поймал меня на словах уже второй раз. Сначала оказалось, что не властен даже в милостях своих, теперь же выясняется, что и телом моим управляет кто-то другой. Вижу, что не напрасно тебя считают большим мудрецом, хотя и невероятно дерзким. И все же, кто же управляет моим сердцем? Ведь оттого, что это не я, мне не стало яснее. Кто же Он, дающий здоровье?
- Ты, царь, знаешь это. Вспомни, что заставило тебя искать меня? Разве не любовь к твоему сыну? Будь он для тебя чужим чeловеком, стал бы ты стараться ради него? А так: незримая нить тесно связывает вас, и ты готов идти на многое, чтобы тому, в ком жива твоя любовь, стало легче. Посмотри, не так ли и сердце стучит, разгоняя для тебя по жилам кровь? И легкие твои дышат не для тебя ли? Как же ты назовешь ту силу, способную соединять части в единое целое да еще так, чтобы они стремились помочь одно одному? Не похожа ли она на ту самую любовь, которая знакома и тебе? Любовь дает жизнь человеку, она же его и лечит.
- Но ведь я и до этого любил своего сына, почему же моя любовь не смогла помочь ему, когда он был при смерти?
За окном началось оживление, послышались возбужденные голоса и топот стражи, спешащей разогнать скандалящих. Заратустра прислушался.
- Увы, царь, твои деньги найдены, но они не принесли людям счастья. Слышишь, как за обладание золотом люди проклинают и унижают друг друга? Они ищут счастье, а находят лишь синяки и надорванные глотки. А ведь тоже, как и ты, они любят своих жен и детей, вот только любовь не помогает им. Что сказал бы ты, если бы я одной рукой протянул тебе деньги, а другой залез в твой кошелек? Или же, кланяясь тебе, начал бы попирать твоего сына? А если бы ты возмутился, то что говорить о Едином, который всех своих детей любит? И когда Он Любовью своей вдохнул в тебя жизнь и соединил все твои органы воедино, а ты, ослепленный гордыней, яростью или же жадностью, стал ненавидеть детей Его, то этим ли ты заплатил за Его Любовь?
- Но в чем же выражается Его любовь? - изумился царь. - И почему Он не поможет этим нищим, которые сейчас дерутся за золото, если Он действительно любит их? Пусть остановит их и даст каждому по мере надобности.
Заратустра пристально посмотрел на правителя.
- А ты, царь, когда случится война, спрячешь ли своего любимого сына в теплом дому или же поставишь его впереди своего войска? Ведь не для сытости и покоя рождается человек, и кто может обрести силу, спрятавшись от беды?
Открой свое сердце
В тот день Заратустра был узнан жрецами из храма, и те при народе спросили его, какие же новые истины принес он, если и в самом деле является Пророком?
- Зачем вам новые истины? - пожал плечами Заратустра. - Или кто отменил старые? Или они уже неспособны на многое? Или есть хоть одна истина, которая ни разу бы не нарушалась вами? Для чего же вам давать новые, если старые вы не смогли сохранить в своем сердце?
Тогда жрецы, видя, что народ начал смеяться над ними, удалились, люди же обступили Заратустру и спросили: "Что нам делать, чтобы заслужить любовь Единого Бога? Достаточно ли просто соблюдать заповеди?"
- Как сыну заслужить любовь матери своей? - спросил их Заратустра в ответ. - Не дается ли она ему от рождения задаром? И как сын познает цену материнской любви, когда уйдет из дома и пройдет через лишения, так и старые истины, они опять возвращаются в сердце, когда приходит беда.
Не бойтесь! Все будет хорошо. Когда же хотите послужить Единому, то откройте свои сердца, и в них придет Пророк в имени Духа Святого! Любовь и Единство в этом имени, и можно годами говорить о том и не понять. Но как молния разрывает тьму, так один лишь миг Любви может избавить сердца от сомнений. Блажен, кто уже имеет Любовь, для него и беда - не беда, и боль - не боль. Или кто научился жить без боли?
Истина же от первых Пророков проста: Возлюби Господа Бога своего, как Единство всего сущего, и возлюби ближних своих, как малые части этого Единого. Вот две заповеди, о которых Первые говорили, что нет более, нежели эти!
Вот главная Истина, и в улыбке ребенка ее больше, чем в тысяче сотен мудрецов. Потеплейте же лицом, и все исполнится. Здесь Начало. Без Начала же и продолжение станет Концом.
вернуться в раздел "Современность"
|
|